О начале одной дружбы - Федор Иванов

Не я говорю, что все евреи плохие!

Я стараюсь, по возможности, не говорить глупостей!

Не я строил Освенцим и Бухенвальд.

Не я погубил в 2010 году

В Палестине

Пятьсот двадцать две детской и женской души

В отместку за гибель двух израильских солдат.

Почему люди воюют с пустяками

и в упор не видят ужасного, если ужас

прячется за национальную ширму??

Он пришел ко мне

Из-за трех морей!

Я принял его как брата!

Он был остроумен, как сто чертей,

Гениален, по-своему, как Леонардо.

Я ценил его за внимательный ум,

Принимал как доброго друга!

Он мог продать эскимосам самум,

Папуасам сибирскую вьюгу!

Пожалуй, он не был мелочно скуп,

Знал меру вещей, и жил не спеша.

Был разным, бывал даже пошл и груб,

И жертвовал многим для барыша!

Он однажды сказал мне:

Твое вино

Вкуснее любого другого!»

Я нáлил ему, ведь вино нам дано,

Чтоб мы им делились, как словом!

«Спасибо» сказав, он выпил вина

И продолжал смелей:

«Мне очень нравится твоя жена,

А я очень нравлюсь ей!»

Я взгляд уронил, тяжелый, как лом,

Хрустнуло сердце под каблуком,

…Я никого не держу силком!

Если любовь, не буду мешать!

«Стыдно признаться,

Сказал он опять,

Знаешь, я как-то чертовски устал:

Мой дом то машина, то Курский вокзал!

Жену в машину не прописать!…

Куда мне ее девать?

И, выдержав паузу, с невольным стыдом:

«Старик, не поможешь… с жильем?

Помоги, старина, сделай милость!

Ты ж добрее Деда Мазая!»

Тут вдруг жена появилась,

С неискренними слезами,

Словно стояла за дверью.

«Я все же не верю.

Скажи,

Это правда?»

Она тихо ответила:

«Да!»

В самом деле, зачем разведенному дом?

Чтобы скучно спиваться в нем?

С тоской перелистывать фотоальбом?

Разогревать невкусный обед?

Помнить то, чего нет

И не будет потом?

Грустить о потерянном времени

С Прустом?

Нет,

Не хочу!

Слишком грустно!

«Какое ты

Гнусное существо!»

(Это ему,

Новому мужу моей жены!)

…И хлопнула дверь!

И новая жизнь

Началась, как всегда,

Не желая того!

На мне не было ни черта!

Роскошь нищего нагота!

Был только пастушеский кнут,

Да сокровищница минут,

Да мой сладкий,

Мой горький

Напрасный мой труд:

Жизнь, читаемая «с листа»!

Я был счастлив и гол, как Адам!

И наивен, как он, точь-в-точь!

Я вдруг понял, что истинный храм

Похож на зимнюю ночь.

Он открыт всем ветрам,

Этот храм!

Каждый миг

В нем

Зачатие и крест!

Каждый миг

Величия жест,

Длань,

Подъятая к небесам,

Указующий перст

Судьбы…

Каждый миг

Это то, что есть!

А еще то,

Что может быть!

Миг:

Беспечной Природы

План,

Сердцевина

Бытийной Сути

Делит

Вечность

На «Было»

И «Будет»»,

Делит

Вечность

Напополам!

…Предан другом,

…Оставлен женой:

Избавлен от фальши двойной!

Было холодно,

Было темно,

И мне стало

Вдруг

Все равно,

Мертвый я или живой!

В белых руках Зимы

Мелькало веретено!

Снег под взглядом моим

Кружил

И сверкал,

Как давным-давно

Детским прозрачным сном!

И пела

Пурга

Канон!

И кружила меня Метель,

И шуршала, как ласковый шелк,

Зазывая в свою постель!

Но я все-таки шел и шел,

Становясь с каждым шагом сильней!

…Есть в ритме движения,

Есть в каждом шаге

Первородная магия!

Нечто древнее

Мыслей и чувств

И выразительней

Их выражений…

В ту первую ночь

Без очага,

Когда

Пела

Пурга

Канон,

Я был

Первобытен,

Как Крон

И не знал я еще отчаяния…

…Хорошо жить бездомным в столице!

Здесь можно помыться

В санитарном приемнике,

Хорошо подкормиться

В собачьем питомнике,

И на помойках

Конец ознакомительного фрагмента.